«Молчание надо понимать как знак согласия!» - настаивает Феликс Гутцвиллер, депутат от Либерально-радикальной партии. В августе 2012 года он вынес на рассмотрение проект поправок к закону о трансплантации. Учитывая катастрофическую нехватку донорских органов, Гутцвиллер предложил разрешить пересадку от умерших людей, которые не оставили формальных запретов на использование частей их тела после смерти.
Иными словами, если, например, человек погиб в результате несчастного случая, но его успели доставить в больницу и некоторые из его органов можно пересадить, то трансплантологии могут это сделать. Но только при условии, что сам погибший или его близкие родственники не оставили документов, налагающих полный или частичный запрет на использование органов после смерти.
Таким образом, Гутцвиллер, и в этом его поддержал Национальный фонд Swisstransplant, попытался изменить сам установленный принцип отношения к человеческому телу. Сегодня, если в отделении скорой помощи умирает человек, который не оставил указаний о том, можно ли использовать его органы, то никто не может использовать его в качестве донора. Гутцвиллер считает, что подобное отношение является лицемерным по отношению к тысячам больных, которые ждут донорских органов. «Человеческая была и остается высшей ценностью. Это значит, что мы должны заботиться о ее сохранении», - заявил он журналистам после заседания в парламенте.
Может показаться, что ситуация всегда была такой: никто не брал органы без согласия. «До 2007 года действовал принцип предполагаемого согласия. И это ни кого не вызывало проблем. Почему сейчас надо об этом спорит?» - задается вопросом Морель.
Политические дебаты вокруг этого вопроса всегда проходят очень оживленно. Вряд ли можно говорить о том, что в современной Швейцарии существует некое единое представление о том, как поступать с органами человека после его смерти. Очень многое упирается в индивидуальное представление о собственном теле, не говоря уже о религиозных различиях. Интересно, что само донорство, пересадка части тела одного человека другому, не вызывает споров об этических вопросах.
Тут мнения нижней и верхней палат парламента расходятся. Если Совет кантонов ответил категорическим «нет», тем самым сохранив status quo, то Национальный совет согласился с предложением Гутцвиллера, предложив его только доработать, чтобы избежать нарушений со стороны врачей и медперсонала.
Смертельно больные пациенты, остро нуждающиеся в пересадке органов, казалось бы, тоже должны были бы выступить за предлагаемую поправку. Но не каждый из них согласиться принять орган, на использование которого не было дано согласие. Этот факт ясно показывает, насколько сложна и неоднозначна проблема. Возможно, споров было бы меньше, если бы ученые смогли обеспечить искусственно выращенными органами всех нуждающихся. Когда эта перспектива станет реальностью, неизвестно.
Если бы закон был принят, то, возможно, он бы и не привел к резкому увеличению числа доноров, но он бы точно заставил многих задуматься о своем отношении к трансплантации органов. А это значит, что люди попытались бы поставить себя на место смертельно больных и попробовали как-то решить проблему.
