Русский царь, Дума и хоккей | Le tsar russe, la Douma et le hockey sur glace

Классическую, то есть принятую в СССР, версию «Бориса Годунова» мы видели раз, наверное, пять – и историческую, 1948 года, постановку в Большом, и более современные адаптации, ни одна из которых не длится менее четырех часов. Версия в семи картинах 1869 года, избранная режиссером Маттиасом Хартманном и дирижером Паоло Арривабени, имеет ряд преимуществ. Полное отсутствие в ней так называемого Польского акта и всех сцен, не связанных напрямую с основной сюжетной линией, делает ее более драматической; правду сказал исполнитель партии Бориса Михаил Петренко – смотрится как триллер. Продолжительность – чуть более двух часов без антракта – дает возможность уговорить пойти на спектакль подростков, чтобы получить хотя бы такое, урезанное, представление о шедевре Модеста Мусоргского. Но имеет и недостаток: без Марины Мнишек в опере нет значимых женских партий, да и без любовной линии как-то грустно, а искренняя любовь Бориса к своим детям не считается, хоть и подтверждает гипотезу о том, что Russians love their children too.

Однако поговорим о том, что увидели и услышали. В эксклюзивном интервью, данном Нашей Газете во время репетиционного периода, российский бас Михаил Петренко сказал: «История Бориса, хоть и происходила в России, на самом деле универсальна – подобные ситуации были и в Риме, и в Греции, и во Франции, может, даже в Швейцарии. Везде есть интриги, жажда власти, любовь, дружба, предательство, самопожертвование, религия». Таким образом певец морально подготовил нас к очередному «переносу».

Действительно, когда открылся занавес, нашему взору предстали не Новодевичий монастырь и не кремлевские палаты, а что-то типа металлических строительных лесов или станков, на которые крепятся театральные декорации. Одним словом – минимализм. Из собственно декораций поначалу была лишь пятиконечная звезда: не золотая и не красная, а бронзовая на вид, однако четко указывающая, что мы не в 16 веке. Думский дьяк в галифе с красными лампасами навел на мысль, что авторы постановки перенесли действие в 1920-30е годы, однако появление толпы, которой боярин Борис Годунов в итоге дал себя уговорить взойти на престол, отмело эту догадку и отбросило наш дедуктивный процесс к исходной точке. Уж слишком эклектичным было одеяние представителей народных масс: тут и бабы в деревенских платках, и товарищи в гимнастерках, и граждане в рясах, и длинноногие девицы в мини, но в милицейских шапках с кокардами, какими бойко торговали на Арбате в начале 1990-х. Странные же белые головные уборы, очень напоминающие войлочные киргизские колпаки, обозначали, видимо, высокие боярские шапки. Да и процессии с хоругвями в советский период по улицам не шествовали. 

Четкое понимание того, какая же власть на дворе (то есть на сцене) возникло лишь с появлением сына Бориса Годунова Федора – в хоккейной форме с российским гербом на груди и фамилией «Дацюк» и номером 13 на спине. (Для справки: Павел Валерьевич Дацюк — российский хоккеист, центральный нападающий клуба КХЛ СКА Санкт-Петербург. Олимпийский чемпион 2018 года, чемпион мира 2012 года, двукратный обладатель Кубка Стэнли 2002, 2008, обладатель Кубка Гагарина 2017, чемпион России 2005, бронзовый призёр Олимпийских игр 2002 и т.д.) Думаем, все наши читатели без труда ответят на вопрос, кто из российских правителей настолько любит хоккей, что нарядит в форму вместо домашней одежды собственного ребенка!

Тогда и все остальное становится понятным: и то, почему думский дьяк (читай – спикер) целует руку попу, и смесь звезд с крестами, и то, с какой готовностью, буквально в первом чтении, бояре (члены Думы) принимают предложение «найти и обезвредить», исходящее от царя, чье имя кроваво-красными неоновыми буквами озаряет сцену, и церемония «венчания на царство» в присутствии патриарха. Сам же царь, когда выходит на сцену не в мантии и шапке Мономаха, а в добротном, явно кашемировом, пальто и в шапке из норки, все же очень смахивает на карикатурного «нового русского». Понятна и обстановка в стране: средний класс вроде процветает, а недовольные все же есть, и все что-то там вякают. Что за народ, право слово, который «любить умеет только мертвых», одним словом, цитируем, - «стадо баранов». Смутное время!

Единственной аутентичной сценой можно назвать сцену в Чудовом монастыре. Однако если и есть сегодня где-то на бескрайних российских просторах подобный Пимен, смиренно ведущий свою летопись, то вряд ли удастся ему добраться до Кремля и добиться аудиенции с тем, кто «достиг высшей власти».

Что касается исполнителей, то все они, на наш взгляд, были на уровне. Однако больше всех понравился Виталий Ковалев (Пимен), мы уже обратили на него внимание несколько лет назад, в роли генерала Гремина. Михаил Петренко был вполне убедителен в титульной партии, прекрасно справился с небольшой, но важной партией Юродивого Борис Степанов, хорош был и Роман Бурденко (Андрей Щелкалов), а вот Сергей Хомов явно староват для роли 20-летнего Григория. Самым слабым звеном в сильном исполнительском составе мы считаем Андреаса Конрада (князь Василий Шуйский).

… Среди меломанов известно неписаное правило: «The opera is not over until the fat lady sings». В данном случае не толстая тетя пела до последнего, но рослый дядя, уже забрасываемый цветами с одной стороны и засыпаемый землей с другой – постановка заканчивается смертью Бориса.

Сакраментальная фраза «народ безмолвствует» в спектакле не звучит. Зато в зале все два с лишним часа царила мертвая тишина, не прерываемая ни покашливаниями, ни традиционными аплодисментами после ключевых арий: видно было, что публика пребывала в напряжении, триллер же!

От редакции: У вас еще есть возможность посмотреть оперу «Борис Годунов» на Женевской сцене сегодня, 14 и 15 ноября, что мы вам искренне советуем.