В поисках чеховской нежности и милосердия | A la recherche d'un Tchekhov tendre et clément

Эта пьеса  - первая проба пера великого драматурга – не только сохранилась во времени, но стала импульсом  к развитию мировой  театральной мысли. В России она известна под названиями «Безотцовщина», «Пьеса без названия», «Третий акт».  А кинозрители помнят прекрасный фильм Н. Михалкова «Неоконченная пьеса для механического пианино», - в основу которого была положен Чеховский неоконченный набросок.    

Швейцарский режиссёр Барбара Фрей (Barbara Frey), художественный руководитель  Schauspielhaus в Цюрихе, в своей творческой биографии в третий раз обращается к драматургии А. П. Чехова.  Было интересно понять, что привлекает художника  в  русской тематике, каков взгляд  европейского человека  на явления русской действительности, насколько он  может быть близок  тому, что мы знаем о Чехове. Спектакль  привлёк внимание  и  швейцарской публики: зал был полон. Итак…

С открытием занавеса  –  сцена резко освещается сверху,  скальпельно очерченным кругом. Световое пятно - очень яркое,  безжалостное, -будто включили микроскоп.
Мелькнула мысль:  если именно эта постановочная идея вдохновляла создателей спектакля, то надо  ожидать, что под  сценическим микроскопом  можно будет разглядеть  редкостные характеры, необычные проявления и тончайшие движения  души, психологическую тонкость и парадоксальность  проявлений. То есть всю сложность человеческой индивидуальности, прослеженную и воссозданную нашим великим драматургом  и ценимую публикой всего мира.

В круге сценического яркого света можно будет разгадать, за поверхностью прямой эмоции,   глубинный жизненный пласт, когда  трагизм выражен не только в том факте, что человека застрелили, а в осознании того,  что жизнь ломает людей незаметно, исподволь, неотвратимо и окончательно.  А  несоответствие идеала и реальности касается не только главного героя, ощущением дисгармонии полны практически все персонажи пьесы и, скорее всего,  этим  обусловлены «пуды» Чеховской любви: сразу три женщины влюблены в Платонова, и одна из них, доведённая до полного отчаяния, даже стреляет в него.

Словом, «под микроскопом» можно было бы увидеть многое, что открыто А. П. Чеховым и что дорого  русскому зрителю, однажды уже соприкоснувшемуся с атмосферой событий и сюжетов в толковании  драматургии писателя  отечественным театром.

С появлением  на сцене Schauspielhaus предмета рассмотрения, то есть действующих лиц пьесы «Платонов» - с  короткими стрижками, в платьях «в облипку», в плащиках и со старым телевизором  - стало ясно, что ничего из выше названного нам не покажут.  

Всю первую часть спектакля не покидало ощущение, что смотришь пьесу  советского автора,  может быть,  А. Вампилова, или кого другого, который  описывал общество советских людей, - с  их "скороговорочной" речью,  скандальными интонациями коммуналки,  дворовыми манерами,  с убогостью в одежде. Больше всего раздражала именно одежда: какого-то среднестатистического советского стиля, обычного для телесюжета на тему социальной проблематики.

Объяснение такому «осовремениванию» классики нашлось во второй части. Режиссёр воссоздаёт  образ индустриально-капиталистической России, буквально накрывающий уклад жизни маленьких, никчемных, безликих людей, у которых не осталось ни средств, ни морали, ни нравственности, а только цинизм, предательство, страх перед жизнью, неспособность отвечать даже за собственную судьбу.  Они беспрестанно  говорят,  двигаются  или глотают алкоголь. Видимо, здесь главный эмоционально-смысловой узел «современного» прочтения  «Платонова».

Этот момент очень талантливо и мощно придуман режиссёром и художником.  Когда многотонная конструкция ( а именно такое ощущение возникает от фрагмента железной дороги), во второй части спектакля вместе со шпалами, бесшумно и в нужном ритме опускается на сценическую площадку, -  это потрясает и восхищает.

Надо сказать, что о постановочной культуре Schauspielhaus  Zürich и технических возможностях этого театра можно слагать легенды, настолько все движущиеся элементы оформления спектакля точно выверены и  просчитаны.

Также впечатляет блистательная актёрская немецкая школа, которая просвечивает в многословном потоке немецкой речи, ритмически доведённой до музыкальности (речь всех персонажей воспринимается, как один монолог на тему "Пропала жизнь"), в быстроте и лёгкости движений и передвижений по сцене, в актёрской выработанной пластике тренированных тел, в мгновенных переходах к состоянию истерики или агрессии.

Мастерски поставлена  режиссёром сцена самоубийства , когда женщина вдруг совершенно спокойно начинает раздеваться, аккуратно складывает свою верхнюю одежду и, оставшись в длинной белоснежной рубашке, уютно-покорно ложится вдоль массивных шпал - головой на рельсу, будто наконец отдохнуть решилась...
В финале спектакля застреленного героя, без особых эмоций,  как мешающее нечто,  убирают  с дороги и кладут на кушетку перед телевизором. Сами – садятся рядом, образуя  круг, произвольно заполняя своими фигурами его плоскость.     
Бесспорно, любой режиссёр вправе на собственный - авторский (а не – Чеховский или русский  взгляд ) на Россию.  И постановка в Schauspielhaus  заслуживает самого серьёзного внимания и высокой художественной  оценки.  Но, к примеру, Питер Брук, ни Питер Штейн (это из числа европейских режиссёров) не переодевали персонажей Чехова в  одежды советского времени. А новизна и современность при этом сохранялась, как и авторский взгляд.

Читая пьесы А. П. Чехова, ощущаешь  во всех его персонажах присутствие в какой-то мере его самого.  Когда смотришь спектакль по Чехову, невольно ищешь  в содержании беспощадных жизненных сюжетов  проявление его  нежности и милосердия.  Хотелось ощутить эти качества и в «Платонове»…

Спектакль будет идти в Schauspielhaus Цюриха до 5 июня. Информацию о датах и времени представлений можно найти здесь.